Вопрос к физически грамотным. Если меня таковые читают. А то что-то остатки школьного образования крышу сносят. Я хочу построить орбитальный лифт. Для этого я должен подвесить над точкой Икс геостационарный спутник. Допустим, подвесил. Спутник на самом деле нигде не висит, он летит. Причем его угловая скорость равна угловой скорости точки проекции на поверхности Земли, но линейная скорость при этом выше. Чтобы лифт работал, я опускаю со спутника мономолекулярную нить на поверхность. Нить сверхпрочная и не рвется под собственной тяжестью, но! Таки обладает массой. Поскольку есть разница в линейных скоростях, то спутник должен где-то брать энергию на разгон нити? То есть у него должны быть постоянно работающие маршевые двигатели, иначе он сойдет с орбиты? А где я беру на это топливо и в каком месте я экономлю? Далее. Я начинаю поднимать на нити груз. Та же петрушка - мне нужно груз по факту разгонять маршевыми спутника. Или собственными маршевыми лифта. Потому как закон сохранения импульса. Ну и за счет чего-то компенсировать вес груза при поднятии оного вверх, ведь опоры у спутника нет. То есть опять же - или тяговыми спутника, или маршевыми лифта. И это в течение всего периода подъема на орбиту. Сверхмощным механическим двиглом с кучей шкивов и бесконечной катушкой на сколько-там-оно-километров-нити? Но такой движок тоже должен на чем-то работать, и будет давить на спутник, который служит опорой (а это опять-таки надо компенсировать!), да еще и получаем проигрыш по времени, который с учетом давления ветра и прочего может быть критичен. В общем, не понимаю, чем такая схема лучше обычной ракеты, при всех недостатках ракеты, и будет ли она вообще работать.
Сервантес, "Ревнивый эстремадурец", "Ринконете и Кортадильо"
Буэнос-Айрес, 1646г, осень.
NC - 18. Ангст, психологическое насилие, запланированный инфантицид.В этот раз вместе с почтой из метрополии доставили особый подарок. В письме дон Фелипе де Каррисалес, покровитель и патрон, сообщал, что прибывшая на этом корабле женщина – вознаграждение за верную службу, и теперь переходит в собственность дона Эдуардо Гарсиа Кинтеро, верховного судьи Буэнос-Айреса, о чем свидетельствует прилагающаяся дарственная. Дон Гарсиа был несколько озадачен: с одной стороны, женщины в колониях редкость, так что рабыня – подарок недешевый. С другой – как-то он раньше обходился без женской прислуги и сейчас ощущал некоторое неудобство: женщины народ глупый, стоит ли заводить в доме настолько ненадежного слугу? Впрочем, решил он, ее всегда можно продать, за хорошие деньги. Рядом с тюками на пристани стояла невысокая молодая женщина, укутанная в полосатое покрывало, край которого, как и подол юбки, подмок. Женщина тревожно оглядывалась по сторонам. Вид у нее был измученный, что неудивительно после двух месяцев в море. Значит, это и есть «подарок»... – Как тебя зовут?
– Вероника Сарразин, ваша милость.
Он рассматривал ее совершенно бесстыже: молодая, в самом соку, смуглая (ну, это и по фамилии понятно), темноглазая. Вероника опустила голову. Дон Гарсиа протянул руку, отвел упавший на лицо край токи. Так и есть – на щеке шрам клейма... Интересно. Он взял ее за подбородок и поднял лицо, повернул – да, на другой щеке такой же шрам. На шее – ладанка на шнурке, висит выше крестика, над самой ямкой между ключиц. Взгляд скользнул ниже... Отмыть, откормить, приодеть – и можно сэкономить на шлюхах. – Иди за мной, Вероника. Будешь жить у меня. Шить, готовить умеешь?
– Да, сеньор, конечно. – женщина подобрала узелок с барахлом, который лежал у ног.
– Вот и хорошо. Будешь вести хозяйство. Жены у меня нет, так что дуэнья или служанка мне не особо нужна, а вот хозяйка – да. Я здесь третий человек после губернатора и епископа, так что дом у меня должен содержаться достойно. У меня бывают высокие гости, благородные люди. И… не только они. Будешь болтать – вырежу язык. Считать я умею, и память у меня хорошая, так что не вздумай у меня воровать. Это не Испания, суд здесь короткий. Захочешь сбежать, опять же имей в виду: это не Испания. Звери, индейцы кругом, не пощадят. Да и белых немного – найду. Ну или сгинешь. Не знаю, чем ты так провинилась перед доном Фелипе, что он выслал тебя за океан, но он велел тебя убить, если хоть раз помянешь о своей прежней жизни. Я многим обязан дону Фелипе и, конечно, исполню его просьбу, так-то.
Дон Гарсиа оглянулся, чтобы оценить произведенное впечатление, но Вероника вертела головой по сторонам и запуганной не выглядела.
– Грамотная?
– Молитвы знаю, читать-писать обучена. Считать умею, память хорошая, – донеслось из-за плеча с некоторым вызовом.
Дон Гарсиа оглянулся еще раз – Ты родом из Севильи, такая бойкая?
– Нет, сеньор, я из Андалусии. Родилась под Хенералифе.
– Понятно. Фараоново племя. Колдовать умеешь?
– Что вы, сеньор! Жить мне еще не надоело. Так, мази от ломоты да нарывов умею, как раны лечить, тоже немного знаю…
Дальше шли молча и довольно быстро. Заглянув в таверну на площади, дон Гарсиа махнул рукой, подзывая кого-то сидевшего внутри. Из таверны, бросив недопитое, выскочил слуга, и только открыл рот, чтобы поприветствовать господина, как судья оборвал его на полуслове: – Это наша новая кухарка. Отведешь ее домой, покажешь, что и где лежит. Свои пожитки перенесешь в комнату над воротами. Я до завтра не вернусь, так что ворота на замок, и меня не ждите. Если узнаю, что ты куда-то отлучился или что после первой стражи в доме свет видели – пеняй на себя.
Слуга поклонился и тотчас отправился выполнять распоряжения, а дон Гарсиа, проводив его тяжелым взглядом, поспешил вернуться в порт – корабль из Сан-Лукара не был единственным делом на сегодня. До заката надо было многое успеть, потому что после заката надо было решить еще одну проблему… Вернулся он не назавтра, как собирался, а после второй стражи, глубоко за полночь. В доме было темно и тихо – значит, все в доме спят, или бездельник Алехандро опять ошивается в трактире у донны Розы.
Вероника отмывалась в большой лохани у очага. После вони корабельного трюма это было удовольствием, почти счастьем. Неважно, что всю эту воду надо было сперва натаскать и согреть, а потом тихонько вынести. Главное – грязь и усталость стекали вместе с водой, земля под ногами становилась твердой, а тело гибким... Она вышагнула из лохани, обтерлась своей сорочкой, промокнула волосы, которые еще пока не отросли... Тут дверь открылась, и Вероника увидела хозяина, который, прислонясь к косяку, со спокойным любопытством рассматривал ее. Вероника не вздрогнула и не попыталась прикрыться: мало чем можно напугать женщину, прошедшую через руки палача и пересекшую океан в трюме с каторжными. Она ровно стояла перед своим новым хозяином, очаг подсвечивал ее сзади, свеча на столе – сбоку. Дон Гарсиа усмехнулся. – Подбрось пару поленьев в очаг, – он подошел к ней и забрал из рук тряпье, которым она вытиралась. – Мне нужно больше света.
– Я не святая Сусанна, сеньор, отдайте сорочку!
– Отдам. Потом. А сейчас я велел добавить дров в очаг. И раздуй пламя ярче.
Дон Гарсиа взял со стола подсвечник и вернулся к Веронике, нагишом копошившейся у очага. – Иди-ка сюда, я хочу посмотреть на тебя внимательно. И не гляди на меня исподлобья, привыкай.
Он поднял свечу сперва высоко, выше ее головы, взъерошил мокрые волосы – вшей не было. – Почему остригли? Гулящая?
– Нет. Дон Фелипе приказал. А больше сказать не могу.
– Молодец, и дальше так язык береги. – Свеча опустилась ниже. – Зубы покажи.
– Теперь ты уж моя кобылка, так что имею право. Зубы! – повторил он приказ.
Вероника оскалилась, затем открыла рот.
– Славно, и голос ясный. Поди-ка и петь умеешь, а, цыганка? – свеча опустилась еще ниже, осветив грудь и живот.
– Давно не приходилось, ваша милость, – ответила Вероника, поеживаясь от столь нескромного внимания.
– Ну-ну, посмотрим, может, обживешься, так и запоешь,– пробормотал себе под нос судья.
Вероника невольно улыбнулась получившейся двусмысленности: – Как спрашивать будете, так и петь стану.
Дон Гарсиа снова поднял свечу к ее лицу и пристально посмотрел в глаза. – А мне тебя, цыганка, спрашивать без надобности. И так вижу, с кем водилась. Повернись.
Она повернулась. Спина была перепахана свежими шрамами от бока до бока. Рубцы белели тонкой нежной кожицей, стягивавшейся в складки и бугры. «Месяца четыре назад, – оценил судья, – это значит, что дон Фелипе даже не стал ждать, пока как следует затянется. Очень торопился…»
– Вот как дон Фелипе меня к неладам-то привел, так и остричь велел. Вы, ваша милость, и сами порядок знаете, – горько усмехнулась цыганка.
– Значит – было за что, – подытожил судья, по опыту службы понимавший «язык полупочтенных». – Кто за тобой ухаживал в первые дни?
– Одна дикарка из Перу в доме дона Фелипе. Она варила мои мази и держала повязки чистыми.
– М? Ты говоришь на гуарани? – дон Гарсиа был удивлен.
– Я цыганка, сеньор. Я говорю на том языке, на котором спрашивают.
– Полезный талант, – сухо заметил судья. – Одевайся. Собери ужин и подай наверх. А потом перестелешь мне постель...
Он многозначительно кивнул, поймав ее вопрошающий взгляд.
Часа через полтора с ужином было покончено, все приказы – выполнены, и дон Гарсиа стал благодушен и лукав. Едва растрепанная Вероника начала убирать со стола, он дернул ее обратно к себе, усадил на колено и подвинул к ней недопитый стакан вина. Сам без церемоний хлебнул прямо из бутылки и как будто продолжил прерванный разговор.
– Только имей в виду, Вероника: детей разводить я тебе не дам. Как ты это устроишь – мне неинтересно. Что хошь для этого делай, цыганка, вот хоть колдуй, а чтобы не было. Еще не хватало – за спиной у меня начнут зубы скалить: «Силен наш дон Гарсиа, полон дом цыганят навёл! Как подрастут – следите за кошельками, кабельерос!» В общем, случись такое, да не сможешь скрыть – я тебя сперва прикажу выпороть на площади, как шлюху, а станешь болтать – заодно и с языком простишься. А ублюдка вон рыбакам велю отдать, и дорогу к нему – забыть. Даст Бог – может, и выживет.
– А если смогу? – спросила Вероника, чуть отстранившись.
– Тогда все равно выпорю, только сам, по-тихому,– ответил судья, не позволив ей отодвинуться еще дальше. – А цыганёнка на паперть подкинешь. Глядишь, найдется добрый католик, отнесет в приют, если он у нас к тому времени будет, или вон тем же рыбакам. А не сразу в Парану, крокодилам. В другой раз подумаешь, так-то.
– А если…– Вероника уперлась ему в грудь руками.
– Ну, чего тебе еще?
– А если на вашем крыльце, сеньор, подкидыша найдут?
Судья ухмыльнулся, почесал нос, глотнул из бутылки еще раз:
– Хитра, цыганка. Соображаешь. Ну, если найдут – сам его в Парану я, конечно же, не потащу. И тебя не заставлю. Тогда придется поторопить епископа с приютом, а этот – пускай в доме растет. Но один. Не забудь только соседям пожаловаться, что-де как узнал хозяин – разозлился и выпорол, а хахаля твоего обещал поймать и за причинное место на крюк подвесить, так ты уж о нем никому... – пальцы, оглаживавшие шею и спину Вероники, метнулись вверх и впились в затылок. – Ну а если узнаю, что все так и было, что ты себе завела любовника – то обоим языки урежу, тебя продам на плантации, а его – отправлю на галеры. Если жив останется. И только так…
Не случилось. Хорошо знали в Буэнос-Айресе доброту и щедрость главного судьи, дона Гарсиа. Совместно с Mim
Edward Lear The Jumblies I They went to sea in a Sieve, they did, In a Sieve they went to sea: In spite of all their friends could say, On a winter's morn, on a stormy day, In a Sieve they went to sea! And when the Sieve turned round and round, And every one cried, 'You'll all be drowned!' They called aloud, 'Our Sieve ain't big, But we don't care a button! we don't care a fig! In a Sieve we'll go to sea!' Far and few, far and few, Are the lands where the Jumblies live; Their heads are green, and their hands are blue, And they went to sea in a Sieve. читать дальше II They sailed away in a Sieve, they did, In a Sieve they sailed so fast, With only a beautiful pea-green veil Tied with a riband by way of a sail, To a small tobacco-pipe mast; And every one said, who saw them go, 'O won't they be soon upset, you know! For the sky is dark, and the voyage is long, And happen what may, it's extremely wrong In a Sieve to sail so fast!' Far and few, far and few, Are the lands where the Jumblies live; Their heads are green, and their hands are blue, And they went to sea in a Sieve. III The water it soon came in, it did, The water it soon came in; So to keep them dry, they wrapped their feet In a pinky paper all folded neat, And they fastened it down with a pin. And they passed the night in a crockery-jar, And each of them said, 'How wise we are! Though the sky be dark, and the voyage be long, Yet we never can think we were rash or wrong, While round in our Sieve we spin!' Far and few, far and few, Are the lands where the Jumblies live; Their heads are green, and their hands are blue, And they went to sea in a Sieve. IV And all night long they sailed away; And when the sun went down, They whistled and warbled a moony song To the echoing sound of a coppery gong, In the shade of the mountains brown. 'O Timballo! How happy we are, When we live in a Sieve and a crockery-jar, And all night long in the moonlight pale, We sail away with a pea-green sail, In the shade of the mountains brown!' Far and few, far and few, Are the lands where the Jumblies live; Their heads are green, and their hands are blue, And they went to sea in a Sieve. V They sailed to the Western Sea, they did, To a land all covered with trees, And they bought an Owl, and a useful Cart, And a pound of Rice, and a Cranberry Tart, And a hive of silvery Bees. And they bought a Pig, and some green Jack-daws, And a lovely Monkey with lollipop paws, And forty bottles of Ring-Bo-Ree, And no end of Stilton Cheese. Far and few, far and few, Are the lands where the Jumblies live; Their heads are green, and their hands are blue, And they went to sea in a Sieve. VI And in twenty years they all came back, In twenty years or more, And every one said, 'How tall they've grown! For they've been to the Lakes, and the Torrible Zone, And the hills of the Chankly Bore!' And they drank their health, and gave them a feast Of dumplings made of beautiful yeast; And every one said, 'If we only live, We too will go to sea in a Sieve,--- To the hills of the Chankly Bore!' Far and few, far and few, Are the lands where the Jumblies live; Their heads are green, and their hands are blue, And they went to sea in a Sieve.
Эдвард Лир Джамбли I ...И в моря в Решете они вышли, о да, В Решете они вышли в море! Советы благие им слушать лень – В морозный день, в непогожий день В Решете они вышли в море! И когда Решето завертелось волчком, «Ну конечно, утонут!» – болтали кругом. Но в ответ: «Решето неказисто на вид, Но плевать, что безумцами каждый честит – В Решете отправляемся в море! Вдалеке и вблизи, неповсюду кругом Бродят Джамбли на вольном просторе – Зленоглавцы с добычливой Синей Рукой… В Решете отправляемся в море!» читать дальше II Прочь умчались они в Решете, о да, И так быстро исчезли вдали! И Зеленая Дымка на парус пошла, И табачная трубка им мачтой была, Мчит их парус до края земли! И каждый ворчал, кто видел их путь: «Уж конечно, судьба им назад повернуть, Ведь сгущаются тучи, и путь их далёк, И вообще, это правилам всем поперёк – В Решете растворяться вдали!» Вдалеке и вблизи, неповсюду кругом Бродят Джамбли на вольном просторе – Зленоглавцы с добычливой Синей Рукой… В Решете отправляемся в море! III Но вода в Решето просочилась, о да, Завладела вода Решетом! Чтоб от сырости ноги свои уберечь, Завернулись в пергамент от пяток до плеч И булавкой скрепили притом. В чайной банке они улеглись на ночлег, И хвалились: «Мудрей нас не сыщешь вовек! Хоть сгущаются тучи, и путь наш далёк – Мы не скажем, что правилам всем поперёк Решето наше крутит волчком!» Вдалеке и вблизи, неповсюду кругом Бродят Джамбли на вольном просторе – Зленоглавцы с добычливой Синей Рукой… В Решете отправляемся в море! IV И всю ночь напролёт они плыли прочь, И покуда закат догорал, Свистопели нестройную песню в ответ Звукам медного гонга, что слал свой привет Из-под сени Коричневых Скал: «О литавры! Мы счастливы – не описать – В Решете обитать, в чайной банке дремать, И всю ночь напролет, в свете бледной Луны, Плыть под парусом цвета Зелёной Весны В бурой тени Коричневых Скал!» Вдалеке и вблизи, неповсюду кругом Бродят Джамбли на вольном просторе – Зленоглавцы с добычливой Синей Рукой… В Решете отправляемся в море! V И достигнув морей Чужеближних, о да, Бросив якорь в Лесистой Земле, Там купили они и Сову, и Пирог, Рой Пчелиный, и Риса огромный мешок, Тачку, нужную на корабле. И купили Свинью, и зелёных Дроздов, И Мартышку с хвостом из цветных леденцов, Ринг-Бо-Рислинга бочку и Стилтонский Сыр, Знаменитый в Лесистой Земле. Вдалеке и вблизи, неповсюду кругом Бродят Джамбли на вольном просторе – Зленоглавцы с добычливой Синей Рукой… В Решете отправляемся в море! VI И вернулись они двадцать лет спустя, Двадцать лет миновало с тех пор, И каждый сказал: «Как прекрасен их вид! От Озёрного Края их слава гремит До Жутьжутких Унутренних Гор!» И поднят бокал, чтоб воздать им честь, И праздничных клецок толпою не съесть, И каждый шептал: «Если мы доживём – Как они, в Решете тоже в море уйдём, До Жутьжутких Унутренних Гор!» Вдалеке и вблизи, неповсюду кругом Бродят Джамбли на вольном просторе – Зленоглавцы с добычливой Синей Рукой… В Решете отправляемся в море!
"12 августа отмечают память сподвижников святого Павла Силы и Силуана, которых, впрочем, некоторые считают одним человеком. Кроме того, в этот день почитали Иоанна Воина, что в итоге отразилось на специфических поверьях этого дня... Существовало интересное поверье, будто бы в этот день ведьмы (их обычно обвиняли в том, что они доят чужих коров), напившись молока, "обмирают", после чего ее можно будет схватить". Ага, говорю я жене. Народ, он не врет! Вот, значит, почему тебя с утра колбасит, да так, что давление повышенное, а пульс по нулям и еле ходишь! Да, отвечает, пожалуй, не стоило в такой день с утра да капучино пить. Даже из овсяного молока.
Я не настолько крут, чтобы верить из-за любви. Я не настолько умен, чтобы верить из-за страха. Я не настолько добр, чтобы верить по традиции. Я не настолько прям, чтобы заявить "Я не верю!" Это у нас называется агностицизмом.
Земля - бесконечная периодическая плоскость, расположенная в четырех измерениях и проецирующаяся в трехмерный мир как сфера. Отправляясь в путешествие "вокруг Земли", путешественник на самом деле перемещается в какую-то ИНУЮ реальность, которая - реализуя принцип периодичности - в некоторых отношениях повторяет ту, которую он оставил. Неизбежные (случайные) отклонения путешественник обычно списывает на изменения, произошедшие за время его странствий, поэтому искренне уверен, что он - ВЕРНУЛСЯ. Домой.
...И тогда дракон решил: ну их нафиг, этих византийцев и весь этот Ближний Восток с их неуравновешенностью и нездоровым климатом. И подался на север. Англия казалась беспроигрышным вариантом. Но местные быстро сообразили, что к чему, и избрали покровителем святого Георгия. Дракон решил, что предыдущая встреча с ним была не очень (дракон вообще не любил, когда в него тыкали железными палками), сделал вид "ухожу-ухожу", а сам тихонечко окопался в Уэльсе. И даже успел немного поспать, прежде чем местные насыпали сверху груду камней. Типа замок строили. Дракон это безобразие прекратил, но местные не унимались. После третьей тщетной попытки заснуть дракон решил, что надо валить. Ну вот хоть в соседнюю область. Корнуолл весной прекрасен: шиповник, нарциссы... Но и в Корнуолле поспать не удалось: какой-то местный монах, вечно сидевший по уши в холодной воде, был настолько навязчив и зануден, что головная боль стала невыносимой. Пыхнув на прощание огнем, дракон улетел так далеко, как только мог. ...Остров был длинным, а количество пахотной земли и регулярность цунами наводили на мысль, что здесь не только святых, но и вообще людей не водится. Однако, наученный горьким опытом, логово он себе выкопал на самой высокой горе, какую смог обнаружить. И лег спать. ...Местные удивились, и кто-то сказал соседу: - Знаешь, почему дымится Фудзи? Потому что там спит дракон! Естественно, собеседник не поверил. Но сказать соседу вот так, в лицо, что он лжет? На маленьком острове? Это не лучшая стратегия выживания. Собеседник сделал вид, что поверил, и даже из вежливости сходил посмотреть. Один и без лишней помпы. Вернувшись, он не побежал к соседу со словами "Да, ты был прав, там дракон!", ведь это бы указало на то, что какое-то время он подозревал его в нечестности. Это нехорошо. А своим сказал, что - да, Фудзи дымится, потому что там спит дракон. Ему тоже не поверили, но тоже не показали вида... В общем, поколений через пять никто уже и вспомнить не мог, с чего бы вдруг обязательно надо было идти на Фудзи, но все ходили. Из вежливости и без лишней помпы. Спать, во всяком случае, не мешали. (Отсюда:
В этом году в СУНЦе в приказном порядке открыли ППЭ. Он нам нафиг не нужен, но прошлом году в 35-й школе, где сдавали наши, прямо во время ЕГЭ отключили электричество. Результат аннулирован, у наших проблемы с поступлением, эль скандаль. Кто-то написал в областной минобраз анонимку, минобраз занервничал, проплатил СУНЦу оборудование - и вот. Соответственно, срочно понадобился громадный (с учетом наших необъятных параллелей, особенно бесконечных 11-х) пул всяческих ответственных организаторов. Организаторы вписаны на электронные курсы на спецсайте Минобра, в Москве. Ключи на вход пришли недавно, а пройти курсы и протестироваться надо было до 12-го мая. Но все-таки запас времени был. Ну, то есть мы так думали. Каждый этап тестирования сопровождался ошибками системы - от потери данных при отправке до ошибки 502. В результате отправлять результаты приходилось раз по 20 (а один из промежуточных тестов я так и не смог отправить), при этом у многих слетали результаты входного тестирования, и они не могли даже начать обучение. При этом, как правило, переход к следующему вопросу или любому следующему этапу занимал минут 15, а количество вопросов в тесте доходило до 48. Ну и... когда-то, простите, еще и работать надо, нэ? А, ещё, те, кто пытался добраться до тамошней техподдержки, отмечал на редкость хамские ответы. В стиле "Вас тут целая страна, а я тут одна!". Тем не менее, мне относительно повезло - я начал процедуру, прошел почти все этапы, оставался последний учебный модуль - ну и один неотправляющийся, правда, но вдруг и с ним повезет, например, оно ночью работало лучше... Работало. 11-го мая, накануне дедлайна, в 19.00 Мск сайт встал на техобслуживание. И стоит на нём до сих пор. Опаньки нам. Насколько я понимаю, по смыслу озвученного мне приказа я больше не организатор, не имею права им быть. Более того, на весь СУНЦ успели это безобразие пройти человека 3-4, а предполагалось задействовать практически весь педсостав - на ЕГЭ всех, у кого нет 11-х, на ГИА всех, у кого нет 9-х, а это, в общем, у нас и есть все. И как теперь быть с нашим ППЭ? Но и это не все. Это новшество работало на всю страну. Эти курсы обязаны были, я так понимаю, пройти если не все, то почти все, кто должен работать как орги будущей государственной аттестации 2018 года. Следовательно, эти ... в Минобре запороли всем школьникам выпускные экзамены, а заодно и приемную кампанию по институтам всей страны?
Жил отважный Капитал, В древних банках обитал, И не раз он попирал Идеал, Но однажды дед седой, Потрясая бородой, Написал, что Капитал - совсем худой! Что в труде И в бою Он присваивает долю не свою...
Услыхав песню, Кот и Дрозд, которые тряслись позади через два воза, внезапно грянули припев:
Капитал, Капитал, улыбнися И судьбу свою достойно прими! Капитал, Капитал, поделися Между всеми, всеми добрыми людьми!
Оказывается, это была старая разбойничья песня.
Хоть давно народным стал Этот самый Капитал, Люди гибнут, как всегда, за металл... (с) М. Успенский, "Кого за Смертью посылать".
Принято считать, что в демократическом обществе власть выражает и соблюдает интересы народа. В общем случае это неверно. Политик может прийти к власти, опираясь на волю народа, выражая народные настроения и гарантируя соблюдение народных интересов. Но такой политик не случайно пренебрежительно называется популистом. Во-первых, потому что на практике на всех не угодишь, и действуя в интересах одних, политик неизбежно ущемит интересы других. Исключения возможны разве что в ограниченной сфере «общего согласия» в рамках сравнительно небольших и сравнительно независимых муниципальных образований или микрогосударств (и то маленькая по нынешним меркам Афинская демократия не обошлась без остракизма). Во-вторых, потому что в демократических обществах власть сама по себе не является ресурсом. И политик, пришедший к власти «волей народа», немедленно убедится в том, что реального ресурса для принятия и реализации на практике политических решений у него нет – см. далее фильм «Вся королевская рать». читать дальшеПотому что развитые демократии – это экономически развитые государства, и основным ресурсом в них являются деньги. Власть берется ради денег, и властью обладают те, кто обладает деньгами. Речь не идет о продажности власти. Речь не идет о доступе «к кормушке» (власть сама по себе не кормит). Речь также не идет – по нынешним временам – о «бессовестной плутократии» и «буржуях, манипулирующих общественным мнением ради наживы». То есть на каком-то историческом этапе, несомненно, шла, да и теперь идет, конечно, но на практике ситуация сложнее. Потому что у «буржуев» и «толстосумов» нет и не может быть тотально совпадающих интересов – кроме приращения базового ресурса: буржуи не столько «класс», сколько хищники, точнее, стаи хищников, объединяющиеся между собой по принципу экономического интереса – по способу производства, по используемым производственным и человеческим ресурсам, по организации сбыта и т.д. (часть подобных «стай» неизбежно отсеивается в ходе исторического развития, другие обретают устойчивость и реально начинают контролировать стратегически значимую часть базового ресурса, т.е. становятся элитами). При этом буржуи достаточно давно осознали, что для сохранения и преумножения базового ресурса нужны а) эффективный спрос – а значит, высокий уровень благосостояния народа – и б) социальная устойчивость – а значит, готовность населения, масс, «избирательного ресурса» соблюдать общественный договор. Который в данном случае заключается в том, что элиты добиваются своих целей относительно гласно (цель – получение прибыли – обычно не озвучивается, но озвучиваются необходимые для этого социально-политические условия) и просчитывают в публичном пространстве последствия своих действий, реализации своих целей для социума. В политическом пространстве элиты, соответственно, манифестируются политическими партиями, а интересы на тактическом уровне воплощаются в партийные программы, на стратегическом – в партийные идеологии. Таким образом, серьезная политическая партия – это не те люди, которые верят в определенные идеалы. Это те люди, для которых принципиально важно воплотить идеалы в жизнь, потому что это выгодно стоящей за ними элите. Это не означает, что сторонник партии обязательно продажный циник. В идеалы он может верить совершенно искренне, а к партии примкнуть по зову сердца, поскольку её идеология полезна для общества. Но вера сама по себе мало что означает на практике. А вот доступ к базовому ресурсу – означает. Так что партия, придя к власти, станет реализовывать свою программу – потому, что в этом нуждается элита, но также и потому, что это часть общественного договора. Общество не очень интересуется сверхприбылями элит, но очень даже интересуется социальными последствиями реализации политики этих элит. Элиту, манифестированную партией, допускают к власти для того, чтобы программа была реализована – и чтобы общественно значимые последствия этой программы принесли ожидаемую пользу обществу. Если результат удовлетворителен – элита выиграет и следующий электоральный цикл, сохранив власть и преумножив прибыли. Если последствия не удовлетворяют общество – элиту оттесняет от власти другая элита, способная предложить более привлекательную для общества программу. В достаточно большом государстве с неизбежно непрозрачными элитами, интересами и финансовыми потоками конкуренция элит необходима, а устойчивость партий вероятна, хотя общественное развитие может вывести с поля одну из элит с её интересами, идеологией и партией, и поставить на её место в дележке другую – как это произошло в Великобритании, когда лейбористы вытеснили из политики либералов (уж не знаю, кто за теми и другими реально стоял – это, в общем, и несущественно, не теорию ж заговора пишу, а политические механизмы просчитываю). Разумеется, данная схема периодически дает сбои. И в этом случае к политическому процессу подключаются другие ресурсы. Но их подключение всегда означает, что демократический процесс, демократическая (или иная принятая в данном обществе политическая) процедура по какой-то причине категорически не устраивает общество и общественный договор расторгается. Например, подключение к политическому процессу силового ресурса означает военный переворот и установление военной диктатуры. Что, например, возможно в случае «в стране бардак, народ недоволен, элиты недовольны, к черту вашу демократию (или вашу царскую власть), ща вот мы наведем порядок, а там посмотрим». Возможна ситуация, когда даже и силовой ресурс не способен контролировать разрушающуюся структуру, и тогда начинается революция – т.е. прямое включение в политический процесс электорального ресурса. Заметим, что денежный ресурс является основой политики и источником власти по преимуществу (или исключительно?) для демократических обществ, вероятно, именно потому, что основан на экономическом росте, обороте, торговле и производстве, а значит, напрямую завязан на максимально возможное количество заинтересованных частных субъектов. Есть и другие возможности. Например, силовой ресурс доминирует в раннефеодальную эпоху, ввиду исторически обусловленной невозможности формирования общественного договора. В других случаях доминирование силового ресурса указывает, пожалуй, исключительно на болезненный характер развития общества (см. правление янычаров или преторианцев). Аграрные цивилизации ориентированы на использование в качестве основного ресурса сельскохозяйственных земель, что предполагает умеренную торговлю, натуральное хозяйство, традиционно-пирамидальную структуру общества и личностный, сакрализованный характер власти, напрямую, ритуально связанной с плодородием земли. Ну и, наконец, особое место занимает поздневизантийская модель, усвоенная Россией и сохраненная до нашего времени практически без изменений. Модель, в которой основным ресурсом и основным источником власти (и всего остального тоже) является собственно власть. Для Византии эпохи заката эта система была естественным логическим следствием эволюции империи, в которой власть изначально носила сакральный характер, сопоставимый с божественным, и при этом на финише ничего, кроме власти как таковой, в распоряжении императоров не оставалось. Ни земли, ни рынков, ни влияния, ни военной силы – нечего делить, не из-за чего бороться… но власть – оставалась до самого падения Константинополя. А вот почему (если исключить чисто биографические факторы, которые допускали подобную преемственность, но ни в коем случае не делали её неизбежной) эта система была усвоена становящейся Московской Русью – вопрос. Но – была. До этого Русь шла путем более или менее традиционным, основными ресурсами в разное время становились то земля, то военная сила, и власть оставалась средством достижения интересов военной и земельной аристократии. Государи Иоанн Васильевич, Петр Алексеевич, Анна Иоанновна, Екатерина Алексеевна (которая урожденная Софья-Фредерика и т.п.), Павел Петрович, Николай Павлович постепенно и зачастую кроваво сумели втолковать аристократии, что это более не так. Затем система несколько поослабила хватку, в результате чего рухнула, а ранние большевики и вовсе попытались её демонтировать, но на практике, начав с лозунга «диктатура пролетариата», т.е. массы, очень быстро пришли к диктатуре сакрализованной Партии – чем, по сути, реанимировали систему власти царских времен. Еще одной попыткой глобально реформировать, а затем и демонтировать систему стала Перестройка и – затем – «лихие девяностые». В результате опять-таки произошел цикл обновления системы, но и только. Эту систему власти некорректно называть демократией, какой она представляется формально, как, вероятнее всего, способ правления времен Российской Империи некорректно было бы называть «монархией» или «авторитаризмом», а Советскую власть – «социализмом». Именно потому, что во всех этих реальных или гипотетических моделях власть является инструментом в руках тех или иных групп влияния, контролирующих основной ресурс и добивающихся укрепления своего положения, защиты своих интересов. В России уже несколько столетий подряд власть находится в руках власти, которая борется за власть. За её сохранение, укрепление и преумножение. Это не значит, например, что власть субъектно монолитна. Но о группах внутри власти мы (к власти не относящиеся) узнаем только в том случае, если одна из этих групп проигрывает подковерную борьбу и морально, а в ряде случаев и физически, уничтожается по произвольным обвинениям. При этом проигрыш в борьбе не обязательно означает огласку и трупы, поэтому большая часть реальной российской политики всегда остается тайной. Это естественно – власть не должна быть монолитной, но должна таковой выглядеть, в противном случае происходит её ослабление. При этом следует иметь в виду, что хотя поводом для борьбы группировок может быть, например, выбор внешнеполитического курса, стратегии экономического развития или господствующей идеологии, в реальности борьба идет за власть и только за власть. Поскольку именно власть в России дает доступ и к деньгам, и к военной силе, и к влиянию на умы и сердца населения. При этом власть в громадном и многокомпонентном государстве неизбежно строится иерархически, по жесткой пирамидальной модели («вертикаль власти»), что, в свою очередь, определяет основной прием управления внутри системы – назначение, и основную тактическую цель – отчетность. В чем интерес субъекта, попавшего «в номенклатуру», в госслужащие, в бюрократы? Ни в коем случае не в том, чтобы честно и добросовестно выполнять свои служебные обязанности. Разумеется, такие люди есть, возможно, их даже большинство, более того, они даже необходимы системе как элемент общего фона (кто-то же все-таки должен работать). Именно поэтому в момент реконструкции системы царских времен большевики массово возвращали на службы «спецов». Но такие люди никогда не поднимутся в иерархии достаточно высоко, чтобы принимать самостоятельные решения. «В тренде» совсем другие методы. Госслужащий, чиновник, назначенец во-первых и главных должен осознавать, что единственный, перед кем он за что-то отвечает – это начальник, который его назначил. Единственная ситуация, при которой этот пункт может быть отменен – это ответственность перед начальником, который назначил твоего начальника, и может назначить тебя на его место. И так до самой верхней точки иерархии, причем в подобной схеме вполне естественно, что система функциональна при условии единовластия и только единовластия, и неважно, как (по обстоятельствам) будет называться автократ – монархом, Генеральным секретарем или Президентом РФ. В этом смысле отчетность – это не средство контроля или самоконтроля. Отчетность нужна для того, чтобы хорошо выглядеть в глазах начальства. А начальству – для того, чтобы обобщить отчетность снизу и составить свой отчет, который будет хорошо выглядеть наверху. Должна ли такая отчетность иметь отношение к реальному положению дел? Нет, не должна, это возможная, но избыточная опция, она подключается только в том случае, когда возникает внутренний сбой системы и подобная корелляция может послужить предохранительным механизмом, страхующим субъекта или группу субъектов от падения. Причем даже в этом случае соответствие отчетности формальным требованиям на порядок важнее стоящих за этой отчетностью полезных для общества действий или решений. Реальная жизнь интересует власть в той и только в той степени, в которой она способствует сохранению и преумножению власти (т.е. оборонная промышленность важнее производства мебели или красивой одежды для населения, поскольку армия обеспечивает сохранность власти как её силовой ресурс, но обокрасть армию или выдать на-гора дутый проект в частных случаях допустимо, если прикрыть ситуацию хорошей отчетностью. В этом смысле со стороны похоже, что господин Рогозин таки допрыгался – очень уж плохо у Роскосмоса с отчетностью, падает шумно). Называть российскую власть коррумпированной – некорректно. В большинстве случаев это не коррупция в собственном смысле, и власть может вполне искренне с коррупцией бороться (это тоже хорошая графа в отчетной таблице). Это даже не сращение власти с олигархией и тем более не власть олигархов (так, видимо, думали Березовский и Ходорковский – история показала, что думали напрасно). Власть не дружит с олигархами, это олигархи обязаны дружить с властью, для того чтобы оставаться при деньгах. Деньги у того, у кого власть (или рядом с властью), а не наоборот, а это означает, что политическая система в России – не демократия. Есть причины, по которым власть желает казаться демократической – отчасти потому, что это входит в общественный договор (худо-бедно оформленный действующей Конституцией), но в большей степени потому, что демократичность и формальное соблюдение демократических процедур формирования является условием легитимизации российской власти на международной арене – а это одно из условий её сохранения при отсутствии возможности глобального доминирования. Но это именно формальная процедура. К примеру, участники нынешней президентской гонки обладают замечательным общим свойством. Не помню, кто именно это заметил (я не первый), но ни один из них ничьих интересов не выражает и не защищает. Они представляют идеологии разного спектра. Они идеологи. Демагоги. Но не политики. За ними никого нет и (если действующая система сохранит дееспособность) никогда не будет. Они могут написать прекрасные программы развития страны, но у них изначально нет никаких побудительных причин реализовывать эти программы на практике, как нет и механизмов, позволяющих эти программы реализовать – поскольку нет ресурса, на который они могли бы опереться. Ни денежного, ни силового, ни человеческого. Интеллектуального – явно недостаточно. Причем в этом смысле совершенно не важно, идет ли речь о человеке, допущенном к выборам, или о человеке к ним не допущенном. За господином Навальным ресурсов не больше, чем за госпожой Собчак. Он точно такой же демагог и точно так же НЕ ОБЯЗАН защищать чьи бы то ни было интересы. Он ни перед кем не отвечает, никому ничем не обязан, и если (допустим) он завтра встанет во главе российского государства – нет никаких причин, которые заставили бы его на практике следовать собственным лозунгам и собственной программе. Ну, может, кроме совести. Лично я на это ставить не готов. А власть как таковую представляет действующий президент. И политиком в собственном смысле сейчас является только он. Он в этом смысле абсолютно прозрачен и абсолютно предсказуем. Его линия очевидна, никогда особо не скрывалась и реализуется последовательно. Вертикаль, беспредельность (в обоих смыслах) власти, показуха вместо дел, большой (возможно, тоже показушный) кулак во внешней политике, народ, о котором вспоминают перед выборами, и четкая стратификация общества – деление на тех, кому «можно» и кому «не положено». До тех пор, пока это выгодно власти, он будет играть в демократа. Но если Путина объявят персоной нон грата – он объявит себя царем. Власть знает только одно правило: власть отдавать нельзя. Власть священна. На священное покушаться нельзя. Означает ли это, что надо пойти и проголосовать за Путина, потому что он политик, а остальные нет? Ни в коем случае. Помнится, нам когда-то забивали уши лозунгом «голосуй сердцем». Не надо. Голосуйте разумом. Вы ведь считаете себя разумным человеком, отвечающим за собственные действия? Окей. Тогда посмотрите вокруг и оцените собственную жизнь. В том, что происходит с вами, немалая доля ваших заслуг и/или вашей вины, но условия, в которых вы действуете – это условия, созданные нынешней властью. Путин прямо или косвенно держится у власти восемнадцать лет. Это много. Это уже его мир. Вам нравятся эти условия? Ну, в принципе, стратегически? Если да – имейте в виду: тот, кто их создал, хочет, чтобы вы пришли на выборы и проголосовали. За него, разумеется, но главное – чтобы вообще пришли и проголосовали. Ему нужна легитимность. Он хочет поставить галочку в отчетности. Ступайте и помогите. Благо ничего сложного. Если не нравятся – тогда на выборы ходить не нужно. Потому что это не выборы, а имитация, и в стране не демократия, а имитация оной. И участвуют в выборах имитационные политики, даже если они говорят слова, которые сами по себе вам нравятся. Эти люди не представляют никаких политических сил и не защищают ничьих (в том числе и ваших) интересов. Не берусь их судить лично, я ни с кем из них не знаком, но голосовать за любого из них бессмысленно. Как и портить бюллетени. Демократическая процедура имитационна, она при любом раскладе работает на действующую власть, поэтому не нужно тратить на неё время. Более того, не пойти на выборы – значит, сделать их чуть менее легитимными, то есть – кроме революции – на данный момент это единственный доступный нам способ протеста. Если вы «за» – скажите об этом честно, пойдите и проголосуйте. Если «против» – занимайтесь своими делами и не играйте с властью. Не ходите. Я – против, и я не пойду.