Принято считать, что в демократическом обществе власть выражает и соблюдает интересы народа. В общем случае это неверно. Политик может прийти к власти, опираясь на волю народа, выражая народные настроения и гарантируя соблюдение народных интересов. Но такой политик не случайно пренебрежительно называется популистом. Во-первых, потому что на практике на всех не угодишь, и действуя в интересах одних, политик неизбежно ущемит интересы других. Исключения возможны разве что в ограниченной сфере «общего согласия» в рамках сравнительно небольших и сравнительно независимых муниципальных образований или микрогосударств (и то маленькая по нынешним меркам Афинская демократия не обошлась без остракизма). Во-вторых, потому что в демократических обществах власть сама по себе не является ресурсом. И политик, пришедший к власти «волей народа», немедленно убедится в том, что реального ресурса для принятия и реализации на практике политических решений у него нет – см. далее фильм «Вся королевская рать».
читать дальшеПотому что развитые демократии – это экономически развитые государства, и основным ресурсом в них являются деньги. Власть берется ради денег, и властью обладают те, кто обладает деньгами.
Речь не идет о продажности власти. Речь не идет о доступе «к кормушке» (власть сама по себе не кормит). Речь также не идет – по нынешним временам – о «бессовестной плутократии» и «буржуях, манипулирующих общественным мнением ради наживы». То есть на каком-то историческом этапе, несомненно, шла, да и теперь идет, конечно, но на практике ситуация сложнее. Потому что у «буржуев» и «толстосумов» нет и не может быть тотально совпадающих интересов – кроме приращения базового ресурса: буржуи не столько «класс», сколько хищники, точнее, стаи хищников, объединяющиеся между собой по принципу экономического интереса – по способу производства, по используемым производственным и человеческим ресурсам, по организации сбыта и т.д. (часть подобных «стай» неизбежно отсеивается в ходе исторического развития, другие обретают устойчивость и реально начинают контролировать стратегически значимую часть базового ресурса, т.е. становятся элитами). При этом буржуи достаточно давно осознали, что для сохранения и преумножения базового ресурса нужны а) эффективный спрос – а значит, высокий уровень благосостояния народа – и б) социальная устойчивость – а значит, готовность населения, масс, «избирательного ресурса» соблюдать общественный договор. Который в данном случае заключается в том, что элиты добиваются своих целей относительно гласно (цель – получение прибыли – обычно не озвучивается, но озвучиваются необходимые для этого социально-политические условия) и просчитывают в публичном пространстве последствия своих действий, реализации своих целей для социума.
В политическом пространстве элиты, соответственно, манифестируются политическими партиями, а интересы на тактическом уровне воплощаются в партийные программы, на стратегическом – в партийные идеологии. Таким образом, серьезная политическая партия – это не те люди, которые верят в определенные идеалы. Это те люди, для которых принципиально важно воплотить идеалы в жизнь, потому что это выгодно стоящей за ними элите. Это не означает, что сторонник партии обязательно продажный циник. В идеалы он может верить совершенно искренне, а к партии примкнуть по зову сердца, поскольку её идеология полезна для общества. Но вера сама по себе мало что означает на практике. А вот доступ к базовому ресурсу – означает. Так что партия, придя к власти, станет реализовывать свою программу – потому, что в этом нуждается элита, но также и потому, что это часть общественного договора. Общество не очень интересуется сверхприбылями элит, но очень даже интересуется социальными последствиями реализации политики этих элит. Элиту, манифестированную партией, допускают к власти для того, чтобы программа была реализована – и чтобы общественно значимые последствия этой программы принесли ожидаемую пользу обществу. Если результат удовлетворителен – элита выиграет и следующий электоральный цикл, сохранив власть и преумножив прибыли. Если последствия не удовлетворяют общество – элиту оттесняет от власти другая элита, способная предложить более привлекательную для общества программу. В достаточно большом государстве с неизбежно непрозрачными элитами, интересами и финансовыми потоками конкуренция элит необходима, а устойчивость партий вероятна, хотя общественное развитие может вывести с поля одну из элит с её интересами, идеологией и партией, и поставить на её место в дележке другую – как это произошло в Великобритании, когда лейбористы вытеснили из политики либералов (уж не знаю, кто за теми и другими реально стоял – это, в общем, и несущественно, не теорию ж заговора пишу, а политические механизмы просчитываю).
Разумеется, данная схема периодически дает сбои. И в этом случае к политическому процессу подключаются другие ресурсы. Но их подключение всегда означает, что демократический процесс, демократическая (или иная принятая в данном обществе политическая) процедура по какой-то причине категорически не устраивает общество и общественный договор расторгается. Например, подключение к политическому процессу силового ресурса означает военный переворот и установление военной диктатуры. Что, например, возможно в случае «в стране бардак, народ недоволен, элиты недовольны, к черту вашу демократию (или вашу царскую власть), ща вот мы наведем порядок, а там посмотрим». Возможна ситуация, когда даже и силовой ресурс не способен контролировать разрушающуюся структуру, и тогда начинается революция – т.е. прямое включение в политический процесс электорального ресурса.
Заметим, что денежный ресурс является основой политики и источником власти по преимуществу (или исключительно?) для демократических обществ, вероятно, именно потому, что основан на экономическом росте, обороте, торговле и производстве, а значит, напрямую завязан на максимально возможное количество заинтересованных частных субъектов. Есть и другие возможности. Например, силовой ресурс доминирует в раннефеодальную эпоху, ввиду исторически обусловленной невозможности формирования общественного договора. В других случаях доминирование силового ресурса указывает, пожалуй, исключительно на болезненный характер развития общества (см. правление янычаров или преторианцев). Аграрные цивилизации ориентированы на использование в качестве основного ресурса сельскохозяйственных земель, что предполагает умеренную торговлю, натуральное хозяйство, традиционно-пирамидальную структуру общества и личностный, сакрализованный характер власти, напрямую, ритуально связанной с плодородием земли. Ну и, наконец, особое место занимает поздневизантийская модель, усвоенная Россией и сохраненная до нашего времени практически без изменений. Модель, в которой основным ресурсом и основным источником власти (и всего остального тоже) является собственно власть.
Для Византии эпохи заката эта система была естественным логическим следствием эволюции империи, в которой власть изначально носила сакральный характер, сопоставимый с божественным, и при этом на финише ничего, кроме власти как таковой, в распоряжении императоров не оставалось. Ни земли, ни рынков, ни влияния, ни военной силы – нечего делить, не из-за чего бороться… но власть – оставалась до самого падения Константинополя. А вот почему (если исключить чисто биографические факторы, которые допускали подобную преемственность, но ни в коем случае не делали её неизбежной) эта система была усвоена становящейся Московской Русью – вопрос. Но – была.
До этого Русь шла путем более или менее традиционным, основными ресурсами в разное время становились то земля, то военная сила, и власть оставалась средством достижения интересов военной и земельной аристократии. Государи Иоанн Васильевич, Петр Алексеевич, Анна Иоанновна, Екатерина Алексеевна (которая урожденная Софья-Фредерика и т.п.), Павел Петрович, Николай Павлович постепенно и зачастую кроваво сумели втолковать аристократии, что это более не так. Затем система несколько поослабила хватку, в результате чего рухнула, а ранние большевики и вовсе попытались её демонтировать, но на практике, начав с лозунга «диктатура пролетариата», т.е. массы, очень быстро пришли к диктатуре сакрализованной Партии – чем, по сути, реанимировали систему власти царских времен. Еще одной попыткой глобально реформировать, а затем и демонтировать систему стала Перестройка и – затем – «лихие девяностые». В результате опять-таки произошел цикл обновления системы, но и только.
Эту систему власти некорректно называть демократией, какой она представляется формально, как, вероятнее всего, способ правления времен Российской Империи некорректно было бы называть «монархией» или «авторитаризмом», а Советскую власть – «социализмом». Именно потому, что во всех этих реальных или гипотетических моделях власть является инструментом в руках тех или иных групп влияния, контролирующих основной ресурс и добивающихся укрепления своего положения, защиты своих интересов. В России уже несколько столетий подряд власть находится в руках власти, которая борется за власть. За её сохранение, укрепление и преумножение.
Это не значит, например, что власть субъектно монолитна. Но о группах внутри власти мы (к власти не относящиеся) узнаем только в том случае, если одна из этих групп проигрывает подковерную борьбу и морально, а в ряде случаев и физически, уничтожается по произвольным обвинениям. При этом проигрыш в борьбе не обязательно означает огласку и трупы, поэтому большая часть реальной российской политики всегда остается тайной. Это естественно – власть не должна быть монолитной, но должна таковой выглядеть, в противном случае происходит её ослабление. При этом следует иметь в виду, что хотя поводом для борьбы группировок может быть, например, выбор внешнеполитического курса, стратегии экономического развития или господствующей идеологии, в реальности борьба идет за власть и только за власть. Поскольку именно власть в России дает доступ и к деньгам, и к военной силе, и к влиянию на умы и сердца населения. При этом власть в громадном и многокомпонентном государстве неизбежно строится иерархически, по жесткой пирамидальной модели («вертикаль власти»), что, в свою очередь, определяет основной прием управления внутри системы – назначение, и основную тактическую цель – отчетность.
В чем интерес субъекта, попавшего «в номенклатуру», в госслужащие, в бюрократы? Ни в коем случае не в том, чтобы честно и добросовестно выполнять свои служебные обязанности. Разумеется, такие люди есть, возможно, их даже большинство, более того, они даже необходимы системе как элемент общего фона (кто-то же все-таки должен работать). Именно поэтому в момент реконструкции системы царских времен большевики массово возвращали на службы «спецов». Но такие люди никогда не поднимутся в иерархии достаточно высоко, чтобы принимать самостоятельные решения. «В тренде» совсем другие методы.
Госслужащий, чиновник, назначенец во-первых и главных должен осознавать, что единственный, перед кем он за что-то отвечает – это начальник, который его назначил. Единственная ситуация, при которой этот пункт может быть отменен – это ответственность перед начальником, который назначил твоего начальника, и может назначить тебя на его место. И так до самой верхней точки иерархии, причем в подобной схеме вполне естественно, что система функциональна при условии единовластия и только единовластия, и неважно, как (по обстоятельствам) будет называться автократ – монархом, Генеральным секретарем или Президентом РФ. В этом смысле отчетность – это не средство контроля или самоконтроля. Отчетность нужна для того, чтобы хорошо выглядеть в глазах начальства. А начальству – для того, чтобы обобщить отчетность снизу и составить свой отчет, который будет хорошо выглядеть наверху. Должна ли такая отчетность иметь отношение к реальному положению дел? Нет, не должна, это возможная, но избыточная опция, она подключается только в том случае, когда возникает внутренний сбой системы и подобная корелляция может послужить предохранительным механизмом, страхующим субъекта или группу субъектов от падения. Причем даже в этом случае соответствие отчетности формальным требованиям на порядок важнее стоящих за этой отчетностью полезных для общества действий или решений. Реальная жизнь интересует власть в той и только в той степени, в которой она способствует сохранению и преумножению власти (т.е. оборонная промышленность важнее производства мебели или красивой одежды для населения, поскольку армия обеспечивает сохранность власти как её силовой ресурс, но обокрасть армию или выдать на-гора дутый проект в частных случаях допустимо, если прикрыть ситуацию хорошей отчетностью. В этом смысле со стороны похоже, что господин Рогозин таки допрыгался – очень уж плохо у Роскосмоса с отчетностью, падает шумно).
Называть российскую власть коррумпированной – некорректно. В большинстве случаев это не коррупция в собственном смысле, и власть может вполне искренне с коррупцией бороться (это тоже хорошая графа в отчетной таблице). Это даже не сращение власти с олигархией и тем более не власть олигархов (так, видимо, думали Березовский и Ходорковский – история показала, что думали напрасно). Власть не дружит с олигархами, это олигархи обязаны дружить с властью, для того чтобы оставаться при деньгах. Деньги у того, у кого власть (или рядом с властью), а не наоборот, а это означает, что политическая система в России – не демократия. Есть причины, по которым власть желает казаться демократической – отчасти потому, что это входит в общественный договор (худо-бедно оформленный действующей Конституцией), но в большей степени потому, что демократичность и формальное соблюдение демократических процедур формирования является условием легитимизации российской власти на международной арене – а это одно из условий её сохранения при отсутствии возможности глобального доминирования. Но это именно формальная процедура. К примеру, участники нынешней президентской гонки обладают замечательным общим свойством. Не помню, кто именно это заметил (я не первый), но ни один из них ничьих интересов не выражает и не защищает. Они представляют идеологии разного спектра. Они идеологи. Демагоги. Но не политики. За ними никого нет и (если действующая система сохранит дееспособность) никогда не будет. Они могут написать прекрасные программы развития страны, но у них изначально нет никаких побудительных причин реализовывать эти программы на практике, как нет и механизмов, позволяющих эти программы реализовать – поскольку нет ресурса, на который они могли бы опереться. Ни денежного, ни силового, ни человеческого. Интеллектуального – явно недостаточно. Причем в этом смысле совершенно не важно, идет ли речь о человеке, допущенном к выборам, или о человеке к ним не допущенном. За господином Навальным ресурсов не больше, чем за госпожой Собчак. Он точно такой же демагог и точно так же НЕ ОБЯЗАН защищать чьи бы то ни было интересы. Он ни перед кем не отвечает, никому ничем не обязан, и если (допустим) он завтра встанет во главе российского государства – нет никаких причин, которые заставили бы его на практике следовать собственным лозунгам и собственной программе. Ну, может, кроме совести. Лично я на это ставить не готов.
А власть как таковую представляет действующий президент. И политиком в собственном смысле сейчас является только он. Он в этом смысле абсолютно прозрачен и абсолютно предсказуем. Его линия очевидна, никогда особо не скрывалась и реализуется последовательно. Вертикаль, беспредельность (в обоих смыслах) власти, показуха вместо дел, большой (возможно, тоже показушный) кулак во внешней политике, народ, о котором вспоминают перед выборами, и четкая стратификация общества – деление на тех, кому «можно» и кому «не положено». До тех пор, пока это выгодно власти, он будет играть в демократа. Но если Путина объявят персоной нон грата – он объявит себя царем. Власть знает только одно правило: власть отдавать нельзя. Власть священна. На священное покушаться нельзя.
Означает ли это, что надо пойти и проголосовать за Путина, потому что он политик, а остальные нет? Ни в коем случае. Помнится, нам когда-то забивали уши лозунгом «голосуй сердцем». Не надо. Голосуйте разумом. Вы ведь считаете себя разумным человеком, отвечающим за собственные действия? Окей. Тогда посмотрите вокруг и оцените собственную жизнь. В том, что происходит с вами, немалая доля ваших заслуг и/или вашей вины, но условия, в которых вы действуете – это условия, созданные нынешней властью. Путин прямо или косвенно держится у власти восемнадцать лет. Это много. Это уже его мир.
Вам нравятся эти условия? Ну, в принципе, стратегически? Если да – имейте в виду: тот, кто их создал, хочет, чтобы вы пришли на выборы и проголосовали. За него, разумеется, но главное – чтобы вообще пришли и проголосовали. Ему нужна легитимность. Он хочет поставить галочку в отчетности. Ступайте и помогите. Благо ничего сложного.
Если не нравятся – тогда на выборы ходить не нужно. Потому что это не выборы, а имитация, и в стране не демократия, а имитация оной. И участвуют в выборах имитационные политики, даже если они говорят слова, которые сами по себе вам нравятся. Эти люди не представляют никаких политических сил и не защищают ничьих (в том числе и ваших) интересов. Не берусь их судить лично, я ни с кем из них не знаком, но голосовать за любого из них бессмысленно. Как и портить бюллетени. Демократическая процедура имитационна, она при любом раскладе работает на действующую власть, поэтому не нужно тратить на неё время. Более того, не пойти на выборы – значит, сделать их чуть менее легитимными, то есть – кроме революции – на данный момент это единственный доступный нам способ протеста.
Если вы «за» – скажите об этом честно, пойдите и проголосуйте. Если «против» – занимайтесь своими делами и не играйте с властью. Не ходите. Я – против, и я не пойду.
читать дальшеПотому что развитые демократии – это экономически развитые государства, и основным ресурсом в них являются деньги. Власть берется ради денег, и властью обладают те, кто обладает деньгами.
Речь не идет о продажности власти. Речь не идет о доступе «к кормушке» (власть сама по себе не кормит). Речь также не идет – по нынешним временам – о «бессовестной плутократии» и «буржуях, манипулирующих общественным мнением ради наживы». То есть на каком-то историческом этапе, несомненно, шла, да и теперь идет, конечно, но на практике ситуация сложнее. Потому что у «буржуев» и «толстосумов» нет и не может быть тотально совпадающих интересов – кроме приращения базового ресурса: буржуи не столько «класс», сколько хищники, точнее, стаи хищников, объединяющиеся между собой по принципу экономического интереса – по способу производства, по используемым производственным и человеческим ресурсам, по организации сбыта и т.д. (часть подобных «стай» неизбежно отсеивается в ходе исторического развития, другие обретают устойчивость и реально начинают контролировать стратегически значимую часть базового ресурса, т.е. становятся элитами). При этом буржуи достаточно давно осознали, что для сохранения и преумножения базового ресурса нужны а) эффективный спрос – а значит, высокий уровень благосостояния народа – и б) социальная устойчивость – а значит, готовность населения, масс, «избирательного ресурса» соблюдать общественный договор. Который в данном случае заключается в том, что элиты добиваются своих целей относительно гласно (цель – получение прибыли – обычно не озвучивается, но озвучиваются необходимые для этого социально-политические условия) и просчитывают в публичном пространстве последствия своих действий, реализации своих целей для социума.
В политическом пространстве элиты, соответственно, манифестируются политическими партиями, а интересы на тактическом уровне воплощаются в партийные программы, на стратегическом – в партийные идеологии. Таким образом, серьезная политическая партия – это не те люди, которые верят в определенные идеалы. Это те люди, для которых принципиально важно воплотить идеалы в жизнь, потому что это выгодно стоящей за ними элите. Это не означает, что сторонник партии обязательно продажный циник. В идеалы он может верить совершенно искренне, а к партии примкнуть по зову сердца, поскольку её идеология полезна для общества. Но вера сама по себе мало что означает на практике. А вот доступ к базовому ресурсу – означает. Так что партия, придя к власти, станет реализовывать свою программу – потому, что в этом нуждается элита, но также и потому, что это часть общественного договора. Общество не очень интересуется сверхприбылями элит, но очень даже интересуется социальными последствиями реализации политики этих элит. Элиту, манифестированную партией, допускают к власти для того, чтобы программа была реализована – и чтобы общественно значимые последствия этой программы принесли ожидаемую пользу обществу. Если результат удовлетворителен – элита выиграет и следующий электоральный цикл, сохранив власть и преумножив прибыли. Если последствия не удовлетворяют общество – элиту оттесняет от власти другая элита, способная предложить более привлекательную для общества программу. В достаточно большом государстве с неизбежно непрозрачными элитами, интересами и финансовыми потоками конкуренция элит необходима, а устойчивость партий вероятна, хотя общественное развитие может вывести с поля одну из элит с её интересами, идеологией и партией, и поставить на её место в дележке другую – как это произошло в Великобритании, когда лейбористы вытеснили из политики либералов (уж не знаю, кто за теми и другими реально стоял – это, в общем, и несущественно, не теорию ж заговора пишу, а политические механизмы просчитываю).
Разумеется, данная схема периодически дает сбои. И в этом случае к политическому процессу подключаются другие ресурсы. Но их подключение всегда означает, что демократический процесс, демократическая (или иная принятая в данном обществе политическая) процедура по какой-то причине категорически не устраивает общество и общественный договор расторгается. Например, подключение к политическому процессу силового ресурса означает военный переворот и установление военной диктатуры. Что, например, возможно в случае «в стране бардак, народ недоволен, элиты недовольны, к черту вашу демократию (или вашу царскую власть), ща вот мы наведем порядок, а там посмотрим». Возможна ситуация, когда даже и силовой ресурс не способен контролировать разрушающуюся структуру, и тогда начинается революция – т.е. прямое включение в политический процесс электорального ресурса.
Заметим, что денежный ресурс является основой политики и источником власти по преимуществу (или исключительно?) для демократических обществ, вероятно, именно потому, что основан на экономическом росте, обороте, торговле и производстве, а значит, напрямую завязан на максимально возможное количество заинтересованных частных субъектов. Есть и другие возможности. Например, силовой ресурс доминирует в раннефеодальную эпоху, ввиду исторически обусловленной невозможности формирования общественного договора. В других случаях доминирование силового ресурса указывает, пожалуй, исключительно на болезненный характер развития общества (см. правление янычаров или преторианцев). Аграрные цивилизации ориентированы на использование в качестве основного ресурса сельскохозяйственных земель, что предполагает умеренную торговлю, натуральное хозяйство, традиционно-пирамидальную структуру общества и личностный, сакрализованный характер власти, напрямую, ритуально связанной с плодородием земли. Ну и, наконец, особое место занимает поздневизантийская модель, усвоенная Россией и сохраненная до нашего времени практически без изменений. Модель, в которой основным ресурсом и основным источником власти (и всего остального тоже) является собственно власть.
Для Византии эпохи заката эта система была естественным логическим следствием эволюции империи, в которой власть изначально носила сакральный характер, сопоставимый с божественным, и при этом на финише ничего, кроме власти как таковой, в распоряжении императоров не оставалось. Ни земли, ни рынков, ни влияния, ни военной силы – нечего делить, не из-за чего бороться… но власть – оставалась до самого падения Константинополя. А вот почему (если исключить чисто биографические факторы, которые допускали подобную преемственность, но ни в коем случае не делали её неизбежной) эта система была усвоена становящейся Московской Русью – вопрос. Но – была.
До этого Русь шла путем более или менее традиционным, основными ресурсами в разное время становились то земля, то военная сила, и власть оставалась средством достижения интересов военной и земельной аристократии. Государи Иоанн Васильевич, Петр Алексеевич, Анна Иоанновна, Екатерина Алексеевна (которая урожденная Софья-Фредерика и т.п.), Павел Петрович, Николай Павлович постепенно и зачастую кроваво сумели втолковать аристократии, что это более не так. Затем система несколько поослабила хватку, в результате чего рухнула, а ранние большевики и вовсе попытались её демонтировать, но на практике, начав с лозунга «диктатура пролетариата», т.е. массы, очень быстро пришли к диктатуре сакрализованной Партии – чем, по сути, реанимировали систему власти царских времен. Еще одной попыткой глобально реформировать, а затем и демонтировать систему стала Перестройка и – затем – «лихие девяностые». В результате опять-таки произошел цикл обновления системы, но и только.
Эту систему власти некорректно называть демократией, какой она представляется формально, как, вероятнее всего, способ правления времен Российской Империи некорректно было бы называть «монархией» или «авторитаризмом», а Советскую власть – «социализмом». Именно потому, что во всех этих реальных или гипотетических моделях власть является инструментом в руках тех или иных групп влияния, контролирующих основной ресурс и добивающихся укрепления своего положения, защиты своих интересов. В России уже несколько столетий подряд власть находится в руках власти, которая борется за власть. За её сохранение, укрепление и преумножение.
Это не значит, например, что власть субъектно монолитна. Но о группах внутри власти мы (к власти не относящиеся) узнаем только в том случае, если одна из этих групп проигрывает подковерную борьбу и морально, а в ряде случаев и физически, уничтожается по произвольным обвинениям. При этом проигрыш в борьбе не обязательно означает огласку и трупы, поэтому большая часть реальной российской политики всегда остается тайной. Это естественно – власть не должна быть монолитной, но должна таковой выглядеть, в противном случае происходит её ослабление. При этом следует иметь в виду, что хотя поводом для борьбы группировок может быть, например, выбор внешнеполитического курса, стратегии экономического развития или господствующей идеологии, в реальности борьба идет за власть и только за власть. Поскольку именно власть в России дает доступ и к деньгам, и к военной силе, и к влиянию на умы и сердца населения. При этом власть в громадном и многокомпонентном государстве неизбежно строится иерархически, по жесткой пирамидальной модели («вертикаль власти»), что, в свою очередь, определяет основной прием управления внутри системы – назначение, и основную тактическую цель – отчетность.
В чем интерес субъекта, попавшего «в номенклатуру», в госслужащие, в бюрократы? Ни в коем случае не в том, чтобы честно и добросовестно выполнять свои служебные обязанности. Разумеется, такие люди есть, возможно, их даже большинство, более того, они даже необходимы системе как элемент общего фона (кто-то же все-таки должен работать). Именно поэтому в момент реконструкции системы царских времен большевики массово возвращали на службы «спецов». Но такие люди никогда не поднимутся в иерархии достаточно высоко, чтобы принимать самостоятельные решения. «В тренде» совсем другие методы.
Госслужащий, чиновник, назначенец во-первых и главных должен осознавать, что единственный, перед кем он за что-то отвечает – это начальник, который его назначил. Единственная ситуация, при которой этот пункт может быть отменен – это ответственность перед начальником, который назначил твоего начальника, и может назначить тебя на его место. И так до самой верхней точки иерархии, причем в подобной схеме вполне естественно, что система функциональна при условии единовластия и только единовластия, и неважно, как (по обстоятельствам) будет называться автократ – монархом, Генеральным секретарем или Президентом РФ. В этом смысле отчетность – это не средство контроля или самоконтроля. Отчетность нужна для того, чтобы хорошо выглядеть в глазах начальства. А начальству – для того, чтобы обобщить отчетность снизу и составить свой отчет, который будет хорошо выглядеть наверху. Должна ли такая отчетность иметь отношение к реальному положению дел? Нет, не должна, это возможная, но избыточная опция, она подключается только в том случае, когда возникает внутренний сбой системы и подобная корелляция может послужить предохранительным механизмом, страхующим субъекта или группу субъектов от падения. Причем даже в этом случае соответствие отчетности формальным требованиям на порядок важнее стоящих за этой отчетностью полезных для общества действий или решений. Реальная жизнь интересует власть в той и только в той степени, в которой она способствует сохранению и преумножению власти (т.е. оборонная промышленность важнее производства мебели или красивой одежды для населения, поскольку армия обеспечивает сохранность власти как её силовой ресурс, но обокрасть армию или выдать на-гора дутый проект в частных случаях допустимо, если прикрыть ситуацию хорошей отчетностью. В этом смысле со стороны похоже, что господин Рогозин таки допрыгался – очень уж плохо у Роскосмоса с отчетностью, падает шумно).
Называть российскую власть коррумпированной – некорректно. В большинстве случаев это не коррупция в собственном смысле, и власть может вполне искренне с коррупцией бороться (это тоже хорошая графа в отчетной таблице). Это даже не сращение власти с олигархией и тем более не власть олигархов (так, видимо, думали Березовский и Ходорковский – история показала, что думали напрасно). Власть не дружит с олигархами, это олигархи обязаны дружить с властью, для того чтобы оставаться при деньгах. Деньги у того, у кого власть (или рядом с властью), а не наоборот, а это означает, что политическая система в России – не демократия. Есть причины, по которым власть желает казаться демократической – отчасти потому, что это входит в общественный договор (худо-бедно оформленный действующей Конституцией), но в большей степени потому, что демократичность и формальное соблюдение демократических процедур формирования является условием легитимизации российской власти на международной арене – а это одно из условий её сохранения при отсутствии возможности глобального доминирования. Но это именно формальная процедура. К примеру, участники нынешней президентской гонки обладают замечательным общим свойством. Не помню, кто именно это заметил (я не первый), но ни один из них ничьих интересов не выражает и не защищает. Они представляют идеологии разного спектра. Они идеологи. Демагоги. Но не политики. За ними никого нет и (если действующая система сохранит дееспособность) никогда не будет. Они могут написать прекрасные программы развития страны, но у них изначально нет никаких побудительных причин реализовывать эти программы на практике, как нет и механизмов, позволяющих эти программы реализовать – поскольку нет ресурса, на который они могли бы опереться. Ни денежного, ни силового, ни человеческого. Интеллектуального – явно недостаточно. Причем в этом смысле совершенно не важно, идет ли речь о человеке, допущенном к выборам, или о человеке к ним не допущенном. За господином Навальным ресурсов не больше, чем за госпожой Собчак. Он точно такой же демагог и точно так же НЕ ОБЯЗАН защищать чьи бы то ни было интересы. Он ни перед кем не отвечает, никому ничем не обязан, и если (допустим) он завтра встанет во главе российского государства – нет никаких причин, которые заставили бы его на практике следовать собственным лозунгам и собственной программе. Ну, может, кроме совести. Лично я на это ставить не готов.
А власть как таковую представляет действующий президент. И политиком в собственном смысле сейчас является только он. Он в этом смысле абсолютно прозрачен и абсолютно предсказуем. Его линия очевидна, никогда особо не скрывалась и реализуется последовательно. Вертикаль, беспредельность (в обоих смыслах) власти, показуха вместо дел, большой (возможно, тоже показушный) кулак во внешней политике, народ, о котором вспоминают перед выборами, и четкая стратификация общества – деление на тех, кому «можно» и кому «не положено». До тех пор, пока это выгодно власти, он будет играть в демократа. Но если Путина объявят персоной нон грата – он объявит себя царем. Власть знает только одно правило: власть отдавать нельзя. Власть священна. На священное покушаться нельзя.
Означает ли это, что надо пойти и проголосовать за Путина, потому что он политик, а остальные нет? Ни в коем случае. Помнится, нам когда-то забивали уши лозунгом «голосуй сердцем». Не надо. Голосуйте разумом. Вы ведь считаете себя разумным человеком, отвечающим за собственные действия? Окей. Тогда посмотрите вокруг и оцените собственную жизнь. В том, что происходит с вами, немалая доля ваших заслуг и/или вашей вины, но условия, в которых вы действуете – это условия, созданные нынешней властью. Путин прямо или косвенно держится у власти восемнадцать лет. Это много. Это уже его мир.
Вам нравятся эти условия? Ну, в принципе, стратегически? Если да – имейте в виду: тот, кто их создал, хочет, чтобы вы пришли на выборы и проголосовали. За него, разумеется, но главное – чтобы вообще пришли и проголосовали. Ему нужна легитимность. Он хочет поставить галочку в отчетности. Ступайте и помогите. Благо ничего сложного.
Если не нравятся – тогда на выборы ходить не нужно. Потому что это не выборы, а имитация, и в стране не демократия, а имитация оной. И участвуют в выборах имитационные политики, даже если они говорят слова, которые сами по себе вам нравятся. Эти люди не представляют никаких политических сил и не защищают ничьих (в том числе и ваших) интересов. Не берусь их судить лично, я ни с кем из них не знаком, но голосовать за любого из них бессмысленно. Как и портить бюллетени. Демократическая процедура имитационна, она при любом раскладе работает на действующую власть, поэтому не нужно тратить на неё время. Более того, не пойти на выборы – значит, сделать их чуть менее легитимными, то есть – кроме революции – на данный момент это единственный доступный нам способ протеста.
Если вы «за» – скажите об этом честно, пойдите и проголосуйте. Если «против» – занимайтесь своими делами и не играйте с властью. Не ходите. Я – против, и я не пойду.
@темы: Апокалиптишшненько