Когда и почему в европейской культуре возникает некромания? В принципе, ожившие (и не ожившие тоже) покойнички, злобный, но романтичный Вампир и прочая шушера - порождение готических романов. Однако и там они - не частые гости, и вообще вплоть до конца романтизма Вампир-как-таковой в литературе один, и он - внешне очаровательное, загадочное, но однозначное зло. читать дальшеВ повестушках А.К.Толстого упыри даже и не обаятельны, но. В обоих случаях заметен один штришок: и у романтика Полидори, и у неоромантика Толстого вампиры - контркультура, они антиофициальны и антиофициозны и именно поэтому завораживают, как бы намекают на нечто, противостоящее тоскливой и правильной обыденности. Это попытка не только выпендриться, но и "заглянуть за грань" - по сути, то же самое делает Бодлер в "Падали". Впрочем, на тот момент нашлись и другие способы эстетического выпендрежа, и тема почти не нашла продолжения.
Большего внимания добился Стокер, у которого момент противостояния официозу акцентирован: отвратный, но загадочный Дракула в сопровождении головокружительных красавиц, этакое воплощение тлетворного экзотизма - против викторианского телесного, духовного и поведенческого убожества. Но дело даже не в этом. Роман Стокера появляется в очень показательный момент: 1897 г., ровно через год после возрождения олимпийского движения, примерно в одно время с повсеместным распространением гимнастики и первыми ласточками нудизма - и на пике декаданса. А еще - через два года после открытия икс-лучей, превративших непроницаемую и оформленную материю в заполненную энергией пустоту. Европейский рационализм агонизировал, модернистская вседозволенность духа, обернувшаяся двумя мировыми войнами, была лишь оборотной стороной исчерпанности европейской парадигмы развития, которую предсказал Ницше, а лет через двадцать разложит по полочкам Шпенглер. Культура сделала последний рывок - к оправданию саморазрушения, а затем начала сползать к самоповторению и апокалиптическим мотивам, в то время как массовое сознание додумалось до культа телесности и массового помешательства на здоровом образе жизни. И неизвестно, к чему бы все это привело, если бы не глобальная встряска Первой мировой. Любопытный момент: вампиров как тему удержала голливудская традиция, т.е. к ней обращались там, где и культ здоровья, и социально-цивилизационное самодовольство удержались до середины 20-х гг., вплоть до Великой депрессии. В любом случае, некроромантика как-то быстро выдыхалась рядом с реальной опасностью для жизни, рядом с потрясениями, заставляющими человека и общества видеть смерть воочию и всерьез думать о выживании. Фактически, мир оставался в напряжении до конца Второй мировой.
Но она закончилась. и мир разом выдохнул, почувствовав, что ужас закончился навсегда и не повторится.
Расслабуха первых десятилетий, слегка приперченная ядерным психозом, исходила из воспоминаний о финале Второй Мировой, воспринятом как окончательная и безусловная победа Разума над Хаосом. Мир снова, как и в середине девятнадцатого, оказался рационален и позитивен как целое, цивилизация переживала второй Золотой век, наполненный научно-техническими свершениями,- по сути, это была эпоха чистого Духа, освободившегося от груза телесности. Хаосу, ночной составляющей души здесь не было места, о ней следовало забыть. Как раз в это время Рене Генон, а затем Мисима, обращают внимание на то, что из обыденного сознания европейцев выкорчевывается само понятие смерти и смертности. Смерть становится неприличием, этакой не поминаемой в приличном обществе составляющей бытия. Прежде всего она искореняется из детской культуры и детской литературы. А вспомните позапрошлый век с его "Болезнью куклы" и похоронами оной же куклы! "Детям о смерти" - распространеннейшая тема в девятнадцатом, но - не в двадцатом. Иррационального не бывает, а если и бывает, то оно рационализируемо (как наркотики для Хаксли). Или подлежит уничтожению, как у Брэдбери, в произведениях которого люди будущего выжигают не только неправильные книги, но и кладбища с покойниками. Сохранившийся же элемент иррационального допускался как своего рода развлечение ЖИВОГО духа и опять-таки предполагал игнорирование телесности (увлечение Востоком, грязные коммуны хиппи и первая сексуальная революция с ее безразличием к телесной оставляющей - каждый имеет право на радость). Сексуальная контрреволюция и второе викторианство семидесятых сохранило тренд на бестелесность, однако - что характерно - за 30-40 послевоенных лет ничего нового культура Запада так и не сваяла - Запад просто вернулся к ценностям собственного Золотого века, середины девятнадцатого. Разумеется, слегка доработав их напильничком по мере надобности. И наступил на те же грабли - рационализация, самодовольство и исчерпанность культурной парадигмы.
Вторая сексуальная революция наступает одновременно с новым культом телесности. На сцене появляется аэробика - сперва как кулуарное самоубийство за выглядеть лучше всех, затем и как массовая клубная культура. Дендизм шестидесятых требовал выликолепия и небрежности одновременно - доминанта духа, всемогущество и вседозволенность; в восьмидесятые дух расписывается в бессилии, а тело обрастает буграми мышц Мистеров Вселенная. Мир требует от человека не величия, но совершенства (гламур), и это совершенство должно демонстрировать всем и каждому, каких усилий оно, совершенство, требует от своего носителя. Выглядеть хорошо - это цель жизни, это работа. Чуть позднее сюда же присоединяется Здоровый Образ Жизни - уже не просто как социально приветствуемое увлечение, но как норма и обязанность. Прекрасное тело без души как смысл и назначение цивилизации - любопытно, что в это же время множатся образы эльфов, которые также прекрасны, совершенны, вроде бы вмещают в себе всю возможную культуру - и при этом, заметьте себе, лишены бессмертной души.
Так о чем это мы? Ах да... о некроромантике.
Смерть - это запретно и неприлично, но уставшая от бессмысленной правильности и бесперспективной победы Европа хочет запретненького и неприличненького. Вы провозгласили культ тела без души? Ну и нате вам тело без души. Вампиры, зомби и маньяки вламываются в масскульт непристойными толпами. Одни прекрасны и совершенны, да еще и страдают, провоцируют на понимание и сочувствие. Другие подчеркнуто омерзительны. Третьи просто психи. Но на них ХОЧЕТСЯ смотреть - даже если сюжет предполагает противостояние оным с кромсаловом и мочиловом. Охотник на контркультурных любимцев изначально и по определению слабее, несовершеннее, неинтереснее жертвы, он в моральном проигрыше даже тогда, когда тупо мочит тупых зомбяков - ибо зомбяки есть вестники Апокалипсиса. А Европа, уставшая от себя, от сытости и безопасности, от отсутствия реальной жизни, которую подменило блуждание культуры в ей же выстроенных лабиринтах псевдореальности - эта Европа ОЧЕНЬ хочет Апокалипсиса.
Бедные Малдер и Скалли... Они искренне считали, что противостоят всего-то пакостному заговору бесчестного правительства. Если бы. Они со своей отживающей либерально-демократической колокольни шли против массовой истерии, к тому же сами будучи ее же частью. Безнадежная борьба последних героев: нельзя спасти цивилизацию, которая, конечно, очень боится злобных алиенов, мертвых или не очень, иномировых или инокультурных (страшный-страшный-внутреннеевропейский-ислам), но в глубине души только и мечтает - скорее бы пришли! Скорее бы поработили! Скорее бы исчезла эта обрыдшая надобность самому отвечать за собственную жизнь!
Хрен вам. Конца света, зомбяков и вампиров не будет. Не дождетесь.
Соавт. Hamajun
P.S. Мерит, это не по поводу вчерашней игры, это скорее по поводу "Сумерек" и прочего - давно в голове булькает ))
Большего внимания добился Стокер, у которого момент противостояния официозу акцентирован: отвратный, но загадочный Дракула в сопровождении головокружительных красавиц, этакое воплощение тлетворного экзотизма - против викторианского телесного, духовного и поведенческого убожества. Но дело даже не в этом. Роман Стокера появляется в очень показательный момент: 1897 г., ровно через год после возрождения олимпийского движения, примерно в одно время с повсеместным распространением гимнастики и первыми ласточками нудизма - и на пике декаданса. А еще - через два года после открытия икс-лучей, превративших непроницаемую и оформленную материю в заполненную энергией пустоту. Европейский рационализм агонизировал, модернистская вседозволенность духа, обернувшаяся двумя мировыми войнами, была лишь оборотной стороной исчерпанности европейской парадигмы развития, которую предсказал Ницше, а лет через двадцать разложит по полочкам Шпенглер. Культура сделала последний рывок - к оправданию саморазрушения, а затем начала сползать к самоповторению и апокалиптическим мотивам, в то время как массовое сознание додумалось до культа телесности и массового помешательства на здоровом образе жизни. И неизвестно, к чему бы все это привело, если бы не глобальная встряска Первой мировой. Любопытный момент: вампиров как тему удержала голливудская традиция, т.е. к ней обращались там, где и культ здоровья, и социально-цивилизационное самодовольство удержались до середины 20-х гг., вплоть до Великой депрессии. В любом случае, некроромантика как-то быстро выдыхалась рядом с реальной опасностью для жизни, рядом с потрясениями, заставляющими человека и общества видеть смерть воочию и всерьез думать о выживании. Фактически, мир оставался в напряжении до конца Второй мировой.
Но она закончилась. и мир разом выдохнул, почувствовав, что ужас закончился навсегда и не повторится.
Расслабуха первых десятилетий, слегка приперченная ядерным психозом, исходила из воспоминаний о финале Второй Мировой, воспринятом как окончательная и безусловная победа Разума над Хаосом. Мир снова, как и в середине девятнадцатого, оказался рационален и позитивен как целое, цивилизация переживала второй Золотой век, наполненный научно-техническими свершениями,- по сути, это была эпоха чистого Духа, освободившегося от груза телесности. Хаосу, ночной составляющей души здесь не было места, о ней следовало забыть. Как раз в это время Рене Генон, а затем Мисима, обращают внимание на то, что из обыденного сознания европейцев выкорчевывается само понятие смерти и смертности. Смерть становится неприличием, этакой не поминаемой в приличном обществе составляющей бытия. Прежде всего она искореняется из детской культуры и детской литературы. А вспомните позапрошлый век с его "Болезнью куклы" и похоронами оной же куклы! "Детям о смерти" - распространеннейшая тема в девятнадцатом, но - не в двадцатом. Иррационального не бывает, а если и бывает, то оно рационализируемо (как наркотики для Хаксли). Или подлежит уничтожению, как у Брэдбери, в произведениях которого люди будущего выжигают не только неправильные книги, но и кладбища с покойниками. Сохранившийся же элемент иррационального допускался как своего рода развлечение ЖИВОГО духа и опять-таки предполагал игнорирование телесности (увлечение Востоком, грязные коммуны хиппи и первая сексуальная революция с ее безразличием к телесной оставляющей - каждый имеет право на радость). Сексуальная контрреволюция и второе викторианство семидесятых сохранило тренд на бестелесность, однако - что характерно - за 30-40 послевоенных лет ничего нового культура Запада так и не сваяла - Запад просто вернулся к ценностям собственного Золотого века, середины девятнадцатого. Разумеется, слегка доработав их напильничком по мере надобности. И наступил на те же грабли - рационализация, самодовольство и исчерпанность культурной парадигмы.
Вторая сексуальная революция наступает одновременно с новым культом телесности. На сцене появляется аэробика - сперва как кулуарное самоубийство за выглядеть лучше всех, затем и как массовая клубная культура. Дендизм шестидесятых требовал выликолепия и небрежности одновременно - доминанта духа, всемогущество и вседозволенность; в восьмидесятые дух расписывается в бессилии, а тело обрастает буграми мышц Мистеров Вселенная. Мир требует от человека не величия, но совершенства (гламур), и это совершенство должно демонстрировать всем и каждому, каких усилий оно, совершенство, требует от своего носителя. Выглядеть хорошо - это цель жизни, это работа. Чуть позднее сюда же присоединяется Здоровый Образ Жизни - уже не просто как социально приветствуемое увлечение, но как норма и обязанность. Прекрасное тело без души как смысл и назначение цивилизации - любопытно, что в это же время множатся образы эльфов, которые также прекрасны, совершенны, вроде бы вмещают в себе всю возможную культуру - и при этом, заметьте себе, лишены бессмертной души.
Так о чем это мы? Ах да... о некроромантике.
Смерть - это запретно и неприлично, но уставшая от бессмысленной правильности и бесперспективной победы Европа хочет запретненького и неприличненького. Вы провозгласили культ тела без души? Ну и нате вам тело без души. Вампиры, зомби и маньяки вламываются в масскульт непристойными толпами. Одни прекрасны и совершенны, да еще и страдают, провоцируют на понимание и сочувствие. Другие подчеркнуто омерзительны. Третьи просто психи. Но на них ХОЧЕТСЯ смотреть - даже если сюжет предполагает противостояние оным с кромсаловом и мочиловом. Охотник на контркультурных любимцев изначально и по определению слабее, несовершеннее, неинтереснее жертвы, он в моральном проигрыше даже тогда, когда тупо мочит тупых зомбяков - ибо зомбяки есть вестники Апокалипсиса. А Европа, уставшая от себя, от сытости и безопасности, от отсутствия реальной жизни, которую подменило блуждание культуры в ей же выстроенных лабиринтах псевдореальности - эта Европа ОЧЕНЬ хочет Апокалипсиса.
Бедные Малдер и Скалли... Они искренне считали, что противостоят всего-то пакостному заговору бесчестного правительства. Если бы. Они со своей отживающей либерально-демократической колокольни шли против массовой истерии, к тому же сами будучи ее же частью. Безнадежная борьба последних героев: нельзя спасти цивилизацию, которая, конечно, очень боится злобных алиенов, мертвых или не очень, иномировых или инокультурных (страшный-страшный-внутреннеевропейский-ислам), но в глубине души только и мечтает - скорее бы пришли! Скорее бы поработили! Скорее бы исчезла эта обрыдшая надобность самому отвечать за собственную жизнь!
Хрен вам. Конца света, зомбяков и вампиров не будет. Не дождетесь.
Соавт. Hamajun
P.S. Мерит, это не по поводу вчерашней игры, это скорее по поводу "Сумерек" и прочего - давно в голове булькает ))
-
-
18.11.2012 в 13:13Кстати, хорошо отыгравший, и вообще, спасибо тебе за твоё участие в игре.
Пытаюсь соотнести твои идеи с моими романами и вообще привязанностью к образу вампира. В смысле, можно ли так объяснить. Что-то не сходится, хотя, может, я себе льщу.
П.С. про роман Стокера и не только.
Я как-то раз на кафедре, где работала, нашла сборник, в котором де Сад соседствовал с Мазохом, и с ним обоими - Фрейд о природе садизма и мазохизма. Интереса ради я прочла Венеру в мехах. И заметила одну странную вещь, роднящую это произведение с "Дракулой" Брема Стокера.
Оба автора отвергают и побеждают - один вампиров, другой мазохисткое поведение. И оба автора стали прямо-таки апологетами вампиризма и мазохизма.
В смысле, у Стокера мужественные, отважные и разумные (важно - разумные!) люди ведь победили вампиров. С помощью храбрости, стойкости, разума и науки. Но очень мало кто читает в "Дракуле" именно про это. Про победу разума. Напротив, раскрутка пошла не победившего разума, а проигравшего вампира, который, по моим представлениям, олицетворял одновременно смерть, сексуальность, инстинктивное поведение (противопоставляемое разумному). В романе это всё победили, а в культуре - нет.
-
-
10.12.2012 в 14:38Ты знаешь, мне кажется здесь все на совсем так.
То ли это эпоха гламура с его "обязательным совершенством для каждого" всех подкосила, то ли это началось еще раньше, во времена аэробики/ЗОЖ и рационализации перфекционизма ("вы можете достичь совершенства, следовательно, вы должны его достигать, это вам по плечу"). В какой-то момент возникло представление о том, что ты должен соответствовать ожиданиям общества, причем эти ожидания, по большому счету, унифицировались для всех социальных слоев. Эти ожидания стали восприниматься как норма, а не как идеал. "Совершенство для всех, а если ты не совершенен - то ты гик или дурак" - как-то так. Посмотри, вполне себе ответом на эти требования стало возникновение сперва панков, а потом - социальной толерантности, как ответа на запрос о разрешении быть слабым, и не соответствовать. Причем, давление общества не сильно ослабело - массмедиа по-прежнему транслируют нам идеалы и нормы, а мы по-прежнему бежим за ними. Только сейчас к требованиям "be young and beautiful, your duty - to be beautiful. Be young and beautiful if you wanna be in love" ( Энни Леннокс, начало 90-х), прибавилось еще и требование быть успешным, толерантным и реализовавшимся. Требования растут, и никому не хоцца оказаться в роли объекта толерантности. Интенсивность давления возрастает вместе с повышением плотности медиасреды. Общество превращается в безликого тирана, причем еще и тирана, который, в общем-то, прав, потому что ничего плохого не предлагает. И авторитет его можно опровергнуть только частными фактами, на которые оно явит свою толерантность. Замкнутый круг и бессилие.
Поэтому мне кажется, что обыватель не хочет вот напрямую пиздеца, чтобы "исчезла обрыдшая надобность самому отвечать за свою жизнь", он хочет управы на этого тирана-общество. Внешнего и превосходящего его силой, потому что логикой его уже не переспоришь. Люди ждут Бога, который вернет всему истинную цену, пожалеет сирых и убогих. Второе - опционально, но главное - избавть от гнета общества, которое предписывает не только ответственность за свою жизнь, но и формы этой ответственности. А то, что в качетстве простейшего решения вопроса про избавление от общества медиа предлагают именно разрушение общества руками "злых-злых-нехороших" - так то, возможно, естественная реакция в форме родительской манипуляции. А так, повторю, люди ждут Бога. Второго пришествия.
-
-
04.07.2013 в 21:50не вирту, но фация - я ж говорю: XVI век. ))
образы эльфов, которые также прекрасны, совершенны, вроде бы вмещают в себе всю возможную культуру - и при этом, заметьте себе, лишены бессмертной души.
А ведь это концепция человека в безбожном (= лишенном посмертия) мире. Причем глазами верующего, потому что атеист или агностик вне ситуации полемики вряд ли додумался бы отдельно оговаривать отсутствие бессмертной души.